Неточные совпадения
Мы взроем вам
землю, украсим ее, спустимся в ее бездны, переплывем моря, пересчитаем звезды, — а вы,
рождая нас, берегите, как провидение, наше детство и юность, воспитывайте нас честными, учите труду, человечности, добру и той любви, какую Творец вложил в ваши сердца, — и мы твердо вынесем битвы жизни и пойдем за вами вслед туда, где все совершенно, где — вечная красота!
— Может быть, и нужно укладывать камнями выемки, но грустно смотреть на эту лишенную растительности
землю, которая бы могла
родить хлеб, траву, кусты, деревья, как те, которые виднеются вверху выемки.
Я повернул в австрийскую кордегардию, — не тут-то было, очутился, как из-под
земли, другой казак с китайской
рожей.
Из разговоров старших я узнал, что это приходили крепостные Коляновской из отдаленной деревни Сколубова просить, чтобы их оставили по — старому — «мы ваши, а вы наши». Коляновская была барыня добрая. У мужиков
земли было довольно, а по зимам почти все работники расходились на разные работы. Жилось им, очевидно, тоже лучше соседей, и «щось буде»
рождало в них тревогу — как бы это грядущее неизвестное их «не поровняло».
Отчего богатая
земля перестала
родить?
— И писарь богатимый… Не разберешь, кто кого богаче. Не житье им здесь, а масленица… Мужики богатые, а
земля — шуба шубой. Этого и званья нет, штобы навоз вывозить на пашню: земля-матушка сама
родит. Вот какие места здесь… Крестьяны государственные, наделы у них большие, — одним елевом, пшеничники. Рожь сеют только на продажу… Да тебе-то какая печаль? Вот привязался человек!
Человек в поте лица своего добывает хлеб свой из проклятой
земли; жена человека
рождает в муках; человек и жена его умирают с роковой неизбежностью и
рождают смертное.
Когда я пил у него чай, то он и его жена говорили мне, что жить на Сахалине можно и
земля хорошо
родит, но что всё горе в том, что нынче народ обленился, избаловался и не старается.
— Тятька говорит — это от неурожая все! Второй год не
родит у нас
земля, замаялись! Теперь от этого такие мужики заводятся — беда! Кричат на сходках, дерутся. Намедни, когда Васюкова за недоимки продавали, он ка-ак треснет старосту по
роже. Вот тебе моя недоимка, говорит…
— Ко всему несут любовь дети, идущие путями правды и разума, и все облачают новыми небесами, все освещают огнем нетленным — от души. Совершается жизнь новая, в пламени любви детей ко всему миру. И кто погасит эту любовь, кто? Какая сила выше этой, кто поборет ее?
Земля ее
родила, и вся жизнь хочет победы ее, — вся жизнь!
— Да ноне чтой-то и везде жить некорыстно стало. Как старики-то порасскажут, так что в старину-то одного хлеба родилось! А ноне и земля-то словно
родить перестала… Да и народ без християнства стал… Шли мы этта на богомолье, так по дороге-то не то чтоб тебе копеечку или хлебца, Христа ради, подать, а еще тебя норовят оборвать… всё больше по лесочкам и ночлежничали.
— Это что говорить! Знаю я и помещиков, которые… Позвольте вам доложить, есть у нас здесь в околотке барин, Федор Семеныч Заозерцев прозывается, так тот еще когда радоваться-то начал! Еще только слухи об воле пошли, а он уже радовался!"Теперь, говорит, вольный труд будет, а при вольном труде
земля сам-десят
родить станет". И что же, например, случилось: вольный-то труд пришел, а
земля и совсем
родить перестала — разом он в каких-нибудь полгода прогорел!
— Верно докладываю. Такая, стало быть, здесь
земля. Чего ждешь — она не
родит, а чего не чаешь — обору нет!
— Теперича ежели
земля перестала хлеб
родить — основа это или нет?..
Наконец он отыскал глазами поставленный близ дороги межевой столб и очутился на головлевской
земле, на той постылой
земле, которая
родила его постылым, вскормила постылым, выпустила постылым на все четыре стороны и теперь, постылого же, вновь принимает его в свое лоно.
— Правда ваша, батюшка, святая ваша правда. Прежде, как Богу-то чаще молились, и
земля лучше
родила. Урожаи-то были не нынешние, сам-четверт да сам-пят, — сторицею давала
земля. Вот маменька, чай, помнит? Помните, маменька? — обращается Иудушка к Арине Петровне с намерением и ее вовлечь в разговор.
— Голубушка Варвара Дмитриевна, слухом
земля полнится. И так сразу стало подозрительно: все мальчики — как мальчики, а этот — тихоня, ходит как в воду опущенный. А по
роже посмотреть — молодец молодцом должен быть, румяный, грудастый. И такой скромный, товарищи замечают: ему слово скажут, а он уж и краснеет. Они его и дразнят девчонкой. Только они думают, что это так, чтобы посмеяться, не знают, что это — правда. И представьте, какие они хитрые: ведь и хозяйка ничего не знает.
Живая ткань облаков
рождает чудовищ, лучи солнца вонзаются в их мохнатые тела подобно окровавленным мечам; вот встал в небесах тёмный исполин, протягивая к
земле красные руки, а на него обрушилась снежно-белая гора, и он безмолвно погиб; тяжело изгибая тучное тело, возникает в облаках синий змий и тонет, сгорает в реке пламени; выросли сумрачные горы, поглощая свет и бросив на холмы тяжкие тени; вспыхнул в облаках чей-то огненный перст и любовно указует на скудную
землю, точно говоря...
Он знает, что в то время, когда его мысли носятся вместе с охлажденною
землей вокруг солнца, рядом с докторской квартирой, в большом корпусе томятся люди в болезнях и физической нечистоте; быть может, кто-нибудь не спит и воюет с насекомыми, кто-нибудь заражается
рожей или стонет от туго положенной повязки; быть может, больные играют в карты с сиделками и пьют водку.
Лука. Где тут загадка? Я говорю — есть
земля, неудобная для посева… и есть урожайная
земля… что ни посеешь на ней —
родит… Так-то вот…
В окне у
земли —
рожа Бубнова.
— Так вот и навозь ее, чтоб не было глины; а
земля хлеб
родит, и будет чем скотину кормить.
Тут подушные прибавили, столовый запас тоже сбирать больше стали, а
земель меньше стало, и хлеб
рожать перестал.
Земля наша какая — вы сами изволите знать: глина, бугры, да и то, видно, прогневили мы Бога, вот уж с холеры почитай хлеба не
родит.
Будь я мужчиной, — я тогда
Заставила бы дочь мою
Родить земле красавицу,
Как я в ее года…
Старик Джиованни Туба еще в ранней молодости изменил
земле ради моря — эта синяя гладь, то ласковая и тихая, точно взгляд девушки, то бурная, как сердце женщины, охваченное страстью, эта пустыня, поглощающая солнце, ненужное рыбам, ничего не
родя от совокупления с живым золотом лучей, кроме красоты и ослепительного блеска, — коварное море, вечно поющее о чем-то, возбуждая необоримое желание плыть в его даль, — многих оно отнимает у каменистой и немой
земли, которая требует так много влаги у небес, так жадно хочет плодотворного труда людей и мало дает радости — мало!
Забаллотируй их земское собрание, им придется опять засесть по деревням, а ведь там, как вам известно, с самой"катастрофы", и
земля перестала
родить, и коровы перестали телиться, и помольцы перестали на мельницу ездить, а ездят подальше, к купцу Пузанову, у которого и без того пузо от щей с солониной росперло, но зато жернова хороши.
— И отчего это у нас ничего не идет! — вдруг как-то нечаянно сорвалось у меня с языка, — машин накупим — не действуют; удобрения накопим видимо-невидимо — не
родит земля, да и баста! Знаешь что? Я так думаю, чем машины-то покупать, лучше прямо у Донона текущий счет открыть — да и покончить на этом!
Молнии, слепя глаза, рвали тучи… В голубом блеске их вдали вставала горная цепь, сверкая синими огнями, серебряная и холодная, а когда молнии гасли, она исчезала, как бы проваливаясь в тёмную пропасть. Всё гремело, вздрагивало, отталкивало звуки и
родило их. Точно небо, мутное и гневное, огнём очищало себя от пыли и всякой мерзости, поднявшейся до него с
земли, и
земля, казалось, вздрагивала в страхе пред гневом его.
— Ну, что ж! — утешал отец Петра на кладбище. —
Родит ещё. А у нас теперь своя могила здесь будет, значит — якорь брошен глубоко. С тобой — твоё, под тобой — твоё, на
земле — твоё и под
землёй твоё, — вот что крепко ставит человека!
— Само собой, Бог! захочет Бог — полны сусеки хлеба насыплем, не захочет — ни пера
земля не
родит! это что говорить!
Мой лес из дровяного неожиданно сделался строевым; мои болота внезапно осушились и начали производить не мох, а настоящую съедобную траву; мои пески я утилизировал и обработал под картофельные плантации, а небольшая запашка словно сбесилась, начала
родить сам-двадцат [Один екатеринославский землевладелец уверял меня, что у него пшеница постоянно
родит сам-двадцат, и, в виду моего удивления по этому поводу присовокуплял, что это происходит от того, что у них, в Екатеринославе, не
земля, а все целина.
Перчихин. Тесть? Вона! Не захочет этот тесть никому на шею сесть… их ты! На камаринского меня даже подбивает с радости… Да я теперь — совсем свободный мальчик! Теперь я — так заживу-у! Никто меня и не увидит… Прямо в лес — и пропал Перчихин! Ну, Поля! Я, бывало, думал, дочь… как жить будет? и было мне пред ней даже совестно…
родить —
родил, а больше ничего и не могу!.. А теперь… теперь я… куда хочу уйду! Жар-птицу ловить уйду, за самые за тридесять
земель!
Впадают в дикое отчаяние и, воспалённые им, развратничают и всячески грязнят
землю, как бы мстя ей за то, что
родила она их и должны они, рабы слабости своей, до дня смерти ползать бессильно по дорогам
земли.
— А — пошатнулась душа в другую сторону… хочется мне пройти по
земле возможно дальше… наскрозь бы! Поглядеть, — как оно все стоит… как живет, на что надеется? Вот. Однако — с моей
рожей — нет у меня причины идти. Спросят люди — чего ты ходишь? Нечем оправдаться. Вот я и думаю, — кабы рука отсохла, а то — язвы бы явились какие… С язвами — хуже, бояться будут люди…
Сверкнула молния; разорванная ею тьма вздрогнула и, на миг открыв поглощённое ею, вновь слилась. Секунды две царила подавляющая тишина, потом, как выстрел, грохнул гром, и его раскаты понеслись над домом. Откуда-то бешено рванулся ветер, подхватил пыль и сор с
земли, и всё, поднятое им, закружилось, столбом поднимаясь кверху. Летели соломинки, бумажки, листья; стрижи с испуганным писком пронизывали воздух, глухо шумела листва деревьев, на железо крыши дома сыпалась пыль,
рождая гулкий шорох.
Он свирепыми глазами осмотрел своих приятелей и, не найдя в их
рожах, уже полупьяных, ничего, что могло бы дать дальнейшую пищу его озлоблению, — опустил голову на грудь, посидел так несколько минут и потом лег на
землю кверху лицом.
Всё бессребренники, сватушка,
Сам не сею и не жну,
Что
родит земля им, матушка,
Всё несут в мою казну...
Земля-те изболит, травы
родить нам не станет, как будем жить?» Вот видишь ты, куда повернула!
А ежели
земля способна такой народ
рожать, значит — хорошая она, сильная, земля-то, так ли?
— Ну, взяли меня на службу, отбыл три года, хороший солдат. И — снова работаю десять лет. И кляну
землю: ведьма, горе моё, кровь моя —
роди! Ногами бил её, ей-богу! Всю мою силу берёшь, клятая, а что мне отдала, что?
—
Земля? — тряхнул казак головой. —
Земля всегда должна
родить, на то она и дана человеку. Говори: не
земля, а руки. Руки плохи. От хороших рук камень не отобьётся,
родит.
— Хо, хо! И тараканы мрут? Значит, аж крошек не осталось, всё поели? Ловко едите. А вот работаете, должно, погано. Потому, как хорошо работать станешь, не будет голоду, — Тут, кормилец, главная причина —
земля. Не
родит. Высосали землю-то мы.
Там с именем Фелицы можно
В строке описку поскоблить,
Или портрет неосторожно
Ее на
землю уронить,
Там свадеб шутовских не парят,
В ледовых банях их не жарят,
Не щелкают в усы вельмож;
Князья наседками не клохчут,
Любимцы въявь им не хохочут
И сажей не марают
рож.
Платонов. Авраам, значит,
роди Исака. Благодарю вас, великодушный юноша! B свою очередь потрудитесь передать вашему папаше, что я желаю ему и его многим провалиться сквозь
землю! Идите кушать, а то там всё поедят без вас, юноша!
Земля-то щедра, всегда
родит вдоволь, уход за ней не великий, человек-от и обленился; только б ему на боку лежать, промыслá ему и на ум не приходят.
Смотришь, бывало, не надивуешься:
родит земля всякого овоща и хлеба обильно, вино и маслины и разные плоды, о каких здесь и не слыхивали, а народ беден…
«
Земля проклята за человека» (Быт. 3:17), сделалась косным и противящимся человеку объектом хозяйства, она
родит ему «терния и волчцы», а он обречен «со скорбью питаться от нее» (причем, конечно, «питанием» объемлется здесь весь комплекс отношений человека к природе).
Эта «
земля» есть поэтому как бы космическая София, ее лик в мироздании, женское его начало, которое имеет силу, по творческому слову «да будет», производить из себя твари,
рождать от него [Каббала на своем реалистическом языке так изображет это сотворение
земли и всего, что из нее произошло: Et Celui qui est en haut est le Pere de tout, c'est lui qui tout cree; c'est lui qui a fecondee la terre, qui est devenue grosse et a donne naissance ä des «produits».
Ох, не
роди вас на свет мать сыра
земля!..»